— А кто это? — беспардонно поинтересовался я.
— Да так, грехи студенческой молодости, — уклончиво отмахнулся шеф и, сделав пару затяжек, неожиданно ударился в воспоминания:
— Хорошая девчонка была, между прочим. Можно сказать, первая настоящая любовь.
Я, помнится, так в нее втрескался, что начал было даже стихи писать. — Он задумался, вспоминая, и потом продекламировал:
Ах, какая ты вся есенинская,
Взгляд глазишь твоих растревожил,
И печальный я вышел на Ленинском,
Окунувшись в унылые рожи.
Мы собрали рассыпавшиеся фотографии, и Обнорский вместе с остальными папками запер их в сейф.
Я увидел, что одна из фоток, на которой Обнорский был запечатлен уже явно с какой-то другой своей любовью, так и осталась лежать на полу, однако вида не подал.
— Ладно, Виктор-Шеф протянул мне руку. — В конце концов, будем считать, что победителей не судят. Да, ты сам-то как — не зря туда сходил? Решил свои проблемы?… Ну и отлично. Все. Давай-ка, позови там остальных…
Ожидавшее в коридоре начальство оживленно обсуждало мою судьбу. Похоже, они не надеялись, что я выйду от шефа столь подозрительно спокойный и вполне живой. После того, как мы все снова собрались в кабинете, Обнорский обвел взглядом присутствующих и заявил:
— Господа! Хочу сообщить вам, что в последнее время Виктор Михайлович Шаховский по моему поручению занимался специальным секретным заданием, которое требовало строжайшего соблюдения конспирации. Только что Виктор Михайлович доложил мне об успешном завершении расследования, в связи с чем в вашем присутствии я хочу поблагодарить его за отлично проделанную работу и соответственно прошу подготовить приказ о его премировании.
Больше других эта пламенная речь Обнорского ошарашила Скрипку. Он долго не мог прийти в себя, а потом наконец выдавил:
— Как же так. Он же пейджер потерял. Проверка еще не закончена.
Я продемонстрировал Алексею Львовичу числящееся за мной казенное имущество и в тон Обнорскому пояснил, что сцена с утерей пейджера была инсценирована, конечно же, сугубо в интересах исполняемого мною секретного задания. В это время внимание Каширина привлек валявшийся на ковре снимок. Он поднял его и удивленно присвистнул:
— Ого… Ах, какая женщина, а, Андрей Викторович? Мне б такую…
Договорить, какую именно, Родион не успел. Смутившийся шеф выхватил у него фотографию и сунул ее в стол, пробурчав при этом, что-то типа «фотомонтаж» и «враги подбросили». Похоже, ему не особенно поверили, поэтому Обнорский поспешил замять тему и подвести черту под нашей встречей:
Ну все, Виктор. Иди работай. — Он повернулся к Скрипке:
— Я надеюсь, что ваши трения с Алексеем Львовичем отныне можно считать исчерпанными?
После этого нам со Скрипкой ничего не оставалось, как пожать друг другу руки, и я победителем покинул этот «эскадрон гусар летучки».
В тот же вечер я заехал домой к матери Татьяны и оставил для нее запечатанный пакет, в котором находились пять «поляроидных» снимков и оказавшаяся невостребованной тысяча американских долларов.
Спустя несколько дней ночью меня разбудил междугородний телефонный звонок. Я был почти уверен, что это звонит она, и потому не собирался снимать трубку. Однако звонки были столь долгими и настойчивыми, что в конец концов я все-таки решился.
— Привет! Это ты? Я тебя разбудила?
— Привет! Это я. Да, ты меня разбудила.
— Виктор, я смотрела сюжет. Ну тот самый, про «Успех». А потом мама передала для меня твой пакет. Там, в «Успехе» — это был ты? — Я ничего не ответил, и она продолжила:
— Знаешь, Рустам мне рассказывал про эту контору. Они и здесь, у нас, столько гадостей людям устраивали. Когда Рустам увидел, как их обнесли, а потом еще и ославили на всю страну, он просто радовался как ребенок…
— Я рад, что он у тебя такой живой и непосредственный…
— Шах, ну скажи — это был ты? Ты сделал это только для меня? Или это просто было частью твоего очередного расследования?…
— Даже если бы это сделал я, то, естественно, исключительно в рамках очередного расследования.
— Ты врешь, Шах! Ну зачем ты хочешь казаться хуже, чем ты есть на самом деле?
— Совсем недавно ты была обо мне несколько иного мнения.
— Я была полной дурой. Прости меня.
— Ладно, все, проехали.
— Ты сейчас один живешь? Хочешь, я как-нибудь приеду к тебе?
— Вместе с Рустамом?
— Перестань! Между прочим, он очень хороший человек.
— Да, я помню, живой и непосредственный ребенок с охраной, которая может порвать кого угодно на сотни маленьких кусочков…
— А ты злой, Витя. Хотя… наверное, я действительно сама виновата…
— Прости, Танюша, но мне завтра очень рано вставать…
— Да, я поняла… Спокойной ночи, Шах.
— Спокойной ночи.
"Лукошкина Анна Яковлевна, 33 года. Закончила юрфак ЛГУ, работала судьей, ныне — член Городской коллегии адвокатов.
Работает юристом в Агентстве «Золотая пуля». Осуществляет юридическую экспертизу материалов перед публикацией и представляет интересы Агентства в судах. Среди сотрудников получила прозвище Цензор.
Разведена. С бывшим мужем сотрудником РУБОП
Сергеем Лукошкиным поддерживает хорошие, приятельские отношения. Воспитывает сына-школьника.
Экспрессивна, но справедлива. Иногда поддается искушению «поиграть» в расследователя — сказывается еще студенческая страсть к криминалистике и уголовному процессу, так и не реализовавшаяся в жизни Лукошкиной. К начальству относится без должного пиетета".