Выцветший ветхий халатик съехал на одно плечо, открывая перспективы обвисших и, надо признать, довольно непривлекательных женских прелестей. Нечто оценивающе посмотрело на меня и, зевнув, промурлыкало:
— Ну че молчишь? Я — Марина. Тебе чего, красавчик?
В другой ситуации подобное обращение, возможно, мне бы польстило.
Однако сегодня я не был расположен к праздным разговорам и словесному флирту со шлюхами.
— Казбек дома, красавица?
— Да дома, дома. Куда он на хрен денется с такой мордой. — Марина попыталась изобразить, с какой именно. — На хрен он тебе сдался? Пойдем лучше ко мне. Водочки выпьем, может, еще чем займемся. — Она многообещающе повела плечом, в результате чего халатик сполз еще на пару сантиметров ниже.
— Спасибо, милая. Как-нибудь в другой раз. Так где, говоришь, его комната?
— Ну и мудак, — явно обиделась она и, развернувшись, пошла к себе, бросив на ходу:
— Прямо по коридору последняя дверь справа. Только он тебе не откроет — от страха совсем в штаны наложил. Даже в сортир выходить боится.
Я прошел по темному захламленному коридору до последней двери, подергал за ручку и, удостоверившись что дверь заперта, постучал.
«Кто?» — голос был напряженным и действительно испуганным. «Кто-кто… смерть твоя пришла», — мысленно ответил я, однако прикинув, что на подобный отклик мне вряд ли откроют, вынужден был с ходу придумать что-то более нейтральное:
— Мужчина, пострадавший сегодня ночью в результате хулиганского нападения, здесь проживает? — ответа не последовало, поэтому я продолжил. — Это дежурный терапевт с седьмой подстанции неотложной помощи. Сегодня ночью наша бригада выезжала к вам по вызову. Вы позволите войти?
— Какой еще врач? Я никого не вызывал, — судя по голосу, мой «пациент» был чрезмерно возбужден. — Я уже говорил вам, что мне не нужен никакой врач.
— Да ради Бога. Что вы так расшумелись? Просто наш работник забыл взять с вас подписку о том, что вы отказались от медицинского обслуживания и к нашей подстанции претензий не имеете, — я старался говорить как можно спокойнее и непринужденней. Еще раз прошу прощения за беспокойство, но такая уж у нас бюрократия… Вы тут дома, предположим, загнетесь, а нам потом что, отвечать за вас?…
После долгих и мучительных раздумий Казбек наконец решился и повернул ключ. Осознать ошибочность своего решения он сумел лишь минуты через три — именно столько времени он пребывал в нокауте после моего не такого уж и сильного, но весьма ощутимого удара в челюсть.
Воспользовавшись временным пребыванием Казбека в близком к нирване состоянии, я вошел в комнату, закрыл дверь и осмотрел временное пристанище сына гор. Ничего примечательного в комнате не было — так, образчик номера на одного из провинциального полузвездочного отеля. Из всей обстановки — невысокая, покрытая полуистлевшим пледом тахта, журнальный столик и явно довоенных времен буфет. В углу навалена груда каких-то коробок и пакетов.
О достижениях цивилизации напоминали лишь видеодвойка да висевший на стене телефонный аппарат. Похоже, к комфортной жизни мой подопечный явно предрасположен не был.
По телодвижениям лежащего на полу Казбека стало ясно, что он начал-таки приходить в себя. Кстати, выглядел он действительно скверно — все лицо в кровоподтеках, кисти рук неумело обмотаны грязными бинтами. Рядом валялось насквозь пропитанное кровью полотенце. После того как, немного оклемавшись, он сделал неудачную попытку встать и снова рухнул на пол, я вдруг почувствовал, что вся моя прежняя ненависть к нему понемногу улетучивается. По крайней мере, продолжать его избиение больше уже не хотелось. Между тем Казбеку удалось доползти до тахты и принять близкое к полусидячему положение. Мы молча смотрели друг на друга, и в его затравленных глазах я увидел страх, недоумение и что-то еще… Может быть, ненависть? Да, скорее всего. Ненависть и бессилие…
Первым молчания не вынес Казбек:?
— Ты кто?
— Я уже сказал тебе, Казбек — я терапевт. Правда, я не могу облегчить твоих телесных страданий, но душевные, пожалуй. Скажи, тебя когда-нибудь мучили угрызения совести?
— Ты кто? — опять повторил он. — Что тебе нужно?
— Хорошо, не будем говорить о душе, перейдем к более земным вещам. Ты спрашиваешь, что мне нужно? Мне нужно получить обратно свое имущество. А именно — содержимое коричневой кожаной барсетки, которую вы с Гочей позавчера увели из белой «Нивы» на Загородном.
— Какой такой барсетки, уважаемый? Я не понимаю, о чем ты говоришь. — Казбек явно пытался включить дурака.
— Послушай, не-уважаемый. Я допускаю, что у тебя был сегодня не самый лучший день — тебя много били по голове, и, возможно, поэтому ты стал хуже соображать. Я бы мог, конечно, попробовать вправить тебе мозги, но немного опасаюсь за твое здоровье. Честно говоря, мне не хочется, чтобы ты тут двинул кони (по крайней мере, в моем присутствии). Так что давай проведем небольшой, как говорят менты, следственный эксперимент. Это городской телефон? Отлично. — Я подошел к аппарату и набрал номер операторской службы «Экскома».
— Добрый день, барышня. Будьте любезны — сообщение для абонента 1322… Да… А текст такой: «Казбек, сука ты эдакая, верни меня хозяину». И подпись: пейджик. Что?… Почему нельзя?… Странно, а какое можно?… Ну хорошо, а вот, например, сволочь — можно?… Ну что ж, пусть тогда будет сволочь, хотя это немного искажает смысл… Все, спасибо, барышня.
Примерно через полминуты в одной из стоявших в углу сумок раздалась знакомое классическое попискивание. То ли Моцарт, то ли Бетховен — признаться, я не очень хорошо в этом разбираюсь. Казбек встрепенулся и сделал было попытку подняться, но я тут же пресек ее путем несильного удара ногой.